§ Спасение из полону

осле неудачной нарвской битвы 19 ноября 1700 года, за которую Петр Великий позже отомстил шведам, неприятель нарушил условия, заключенные с Шереметьевым о сдаче; нетерпеливый и недобросовестный, храбрый король шведский Карл XII, сам начальствовавший войсками своими, кинулся на отступавшую через реку Нарову расстроенную армию нашу, вопреки заключенного условия, и захватил, что мог. Большая часть генералов, а в том числе и князь Яков Феодорович Долгорукий, взяты были им, объявлены пленными и отправлены в Швецию.

Князь Долгорукий томился в неволе одиннадцать лет. В 1711 году шведы отправили его из города Якобштадта в город Умео; переход этот надо было сделать морем, и пленников посадили на шкуну.
Осмотревшись, князь Яков Феодорович увидел, что есть надежда к спасению: шведов было на шкуне всего двадцать человек, а наших сорок четыре. Условились, чтобы во время субботней всенощной, которую служил на судне пленный же священник наш, при словах службы: дерзайте убо, бросить вдруг весла – шли на гребле, а пленников русских посадили в весла; при словах же: дерзайте, люди божия, каждый двоим русским схватить по шведу, и если который из них станет противиться, то выкинуть его за борт.

Сказано – сделано. Шведы не успели опомниться, ничего не ожидая, как вдруг все были схвачены и перевязаны. Князь Яков Феодорович сам бросился на шкипера и, приставив ему нож к груди, закричал: «Если хочешь быть жив, то вези нас домой – в Кронштадт или Ревель!».

Шкиперу надо было повиноваться, хотя дело было не совсем легко исполнить. Шкуна эта назначена была только для берегового плавания, и на ней не было ни карт, ни сведущего или бывалого морехода. Но бог пособил нашим; дошедши благополучно до острова Дакто, князь Долгорукий рассудил отпустить шведов, кроме одною только шкипера, и оттуда отправился и прибыл 19-го июня 1711 года на пленной шкуне в Ревель. Здесь подняли они русский флаг и, отсалютовав крепости, бросили якорь.

Государь обнял старика князя со слезами радости, и, называя спасение его чудесным, взыскал его милостями своими и вскоре пожаловал ему две дворцовые волости в вотчину.