§ Будничная жизнь
– Мама, мама, папа в шубе! Папа шубу купил себе! – кричала Лина, вбегая в кухню к матери, которая достряпывала обед с своей единственной служанкой. – Какую себе папа шубу купил! – кричала она, всплескивая руками, – такая теплая, пушистая!
Спешно мешая что-то в кастрюлечке, мать радостно проговорила:
– Слава Богу, дитя мое! Шуба эта сбережет много здоровья отцу твоему.
– Эмилия, Эмилия, – закричал в дверь Эдуард Иванович, – погляди, что я тебе привез!
Линочка скользнула из кухни и стала в недоумении перед отцом, который вынимал из узла и стряхивал лисий салоп, крытый черным атласом.
– Что это, откуда ты взял? – спросили в голос мать и дочь. Эмилия Федоровна знала, что муж ея уехал с газетным объявлением искать себе шубу, но на дешевенький салоп у них не доставало нескольких десятков рублей, и потому она решила, наперед купить шубу, которая мужу ея была нужнее чем ей.
– Где же твоя шуба? – в каком-то страхе спросила Эмилия Федоровна.
Муж весело накинул на нее салоп, и проворно снял со стула енотовую шубу, надел ее на себя и, поворачиваясь перед женою, тешился ея недоумением.
– Да что же это, Эдуард, скажи пожалуйста, что все это значит?
Довольный своей покупкой, Эдуард Иванович рассказал жене, что, обходя Москву по объявлениям, он ничего не нашел годного; большая часть оказалась проданною, другая же была либо дурна, либо ему не по цене. На пути он встретился с знакомым, который послал его к своим однодомцам, где муж и жена продавали свои шубы задаром.
– Бедные! – невольно сорвалось с языка Эмилии Федоровны.
– Какое бедные! – смеясь сказал муж, – напротив того, богатые, им посчастливилось: они выиграли в лотерею или им достались по наследству, не знаю хорошенько, большие деньги; муж и жена вздумали распродавать свои прежние вещи, чтобы обзавестись щегольскими, и продают все за бесценок. Когда мне вынесли напоказ шубу, я подумал: «Вот, батюшка, за шубу эту я сам заплатил нынешней осенью сто семьдесят рублей, а теперь отдам ее вам за полцены». Подумав немного, я вынул сторублевую бумажку, да и сказал: «Вот мой капитал, надо купить шубу и себе, и жене». Барыня всполошилась: «Возьмите, да возьмите мой салоп; я его отдам за ту же цену, за что и муж отдает свою шубу». Тот было стал отговаривать, но она и слышать ничего не хочет! Он помянул что-то про тетушку, но барыня передавая мне салоп, весело сказал мужу: «Что нам теперь тетушка. Мы сами себе господа!». Я держал бумажку в руках. и повторил: «Нет у меня больше, хоть обыщите». – «Ну, домой сходите, – сказал муж». – «Да и дома-то нет, вот весь капитал мой, – говорю по совести!» – Барыня первая бросила мне салоп свой, а за нею и новый барин, подумав немного, сделал тоже. Я сунул ему скорее бумажку, да домой, чтобы не передумали: ведь у таких затейников семь пятниц на неделе! Погляди, Эмилия, как легок и хорош твой салоп! Говорили, что нет еще и трех лет, как его сшили!
Салоп и шуба переходили из рук в руки. Линины родители долго трудились, чтоб отложить от своего бедного хозяйства сотню рублей, и вдруг на эту счастливую, трудовую сотню купили они необходимые для них вещи, потому что доселе сидели оба без шуб, и купили за такую цену, что одна труженическая сотня их пошла чуть ли не за четыре!
– Надо же мне на радостях потешить Лину, – сказал отец, и садясь обедать, развернул жиденький бумажник, вынул из него рублевую бумажку. И отдал ее дочери, сказал: это тебе на угощенье подруг!
Счастливая Лина! Наконец-таки исполнилось твое давнишенее желанье!
– Вот теперь. – сказала она, – я позову Мери, Сашу и Алю! Мама, можно их всех позвать? Ведь у меня ужас как много денег! – добавила девочка, поглядывая на задумавшуюся мать.
– Да, сердце мое, да, ты можешь пригласить их, но мне хотелось бы потешить этих добрых детей чем-нибудь особенным. Угощения на их детских съездах бывает более чем нужно, и нам с тобой, на твой целковый, не угоняться за ними; но я вот что придумала: так как все дети вообще любят стряпать, то пригласи их с тем, чтобы вы все вместе сами состряпали свой обед, а я прибавлю к твоему целковому свой полтинник и еще те тридцать пять или сорок копеек, чего стоит наш ежедневный обед!
– Мама! – восторжено приговорила Лина, сжимая ручонки, – Милая мама, какая ты добрая! – И девочка схватив руку матери, крепко прижалась к ней, потом бросилась на шею у отцу, потом объявила свою радость старой чухонке Анхен, которая бережно вносила в комнату кучу тарелок и молочную рисовую кашу. Старуха остановилась, подумала и сердито сказала:
– Эта кароса обед будет! А кто этот обед от маленки барисня кусать будет? – Слова эти поохладили детскую радость. Лина робко и вопросительно поглядела на мать, которая успокоительно кивнула ей головой. Эмилия Федоровна одна умела ладить с преданною ей, своенравною старухою.
– А я сафтра пуду пол мыть! – задорливо сказала чухонка.
Быстрый взгляд на жену и легкая усмешка Эдуарда Ивановича не застали Эмилию Федоровну врасплох, она удивительно мягко умела вести упрямую старуху.
– Да, Анхен, пожалуйста, только пораньше, чтобы чужие люди не застали нас врасплох; ты и посуду посветлее вычисти, чтобы гости видели, что не у одних богатых людей бывает порядок в кухне и в комнатах.
Тактика барыни удалась; поглядев исподлобья и постояв немного, чухонка круто повернулась, забрала грязную посуду и пошла в кухню, даже не хлопнув за собою дверью; это был добрый знак, его даже поняла Лина, и потому девочка, обратясь к матери, весело заговорила о предстоящей стряпне:
– Что же мы станем стряпать, мама? Наверно клецки с черносливом, и сладкий суп, и рисовую кашу с корицей, и пышки с вареньем?
– Нет, Линочка, этого нельзя, это все не русские кушанья, надо угощать всякого тем, к чему он привык и что любит.
– Ах, мама, это все такие прекрасные кушанья, все гости наверно будут им рады!
– Нет, дитя мое, мы выберем лучше общие нам блюда, например: сварим мясной суп с курицей, курицу эту подадим с рисом и с тертым сыром; потом, мясные котлетки и сладкий пирог, хоть лорхен-кухен, знаешь?
– Очень, очень хорошо, чудесно! Только, мамочка, нельзя ли нам еще сделать пирожков ком-морген-видер, я их так люблю!
– А что, Лина, – спросил отец, – если твои гости, поняв названье пирожков: «приходи на завтра опять», что, если они и послезавтра придут к тебе обедать?
Лина задумалась, наконец сказала:
– Я им, папа, не скажу названье пирожков, пусть это будет наш секрет! – Потом обратясь к матери, заботливо спросила, останутся ли от обеда деньги на угощенье крымскими яблоками, до которых девочка была большая охотница.
– Не только на десяток яблоков, и на шоколад станет.
Обрадованная Лина, едва переводя дух, тихонько проговорила:
– И на штрицель, мама?
– Быть может и штрицель испечем, – сказала мать, вставая из-за стола, — к счастью, что наши курочки занеслись.
Лина, в детской радости своей, забегала целоваться от отца к матери, и от матери к отцу; но успокоясь немного, она припала к коленям матери, крепко обняла их, и подняв голову сказала:
— Возьми меня с собой, когда пойдешь за припасами!
— Конечно, надо же тебе самой закупить припасы к своему обеду; но наперед всего, напиши одну общую пригласительную записку к твоим гостям; Анхен разнесет ее по домам.
Посоветовавшись с матерью, Лина написала следующую записку:
«Милые мои Саша, Мери и Аличка!
Мама и папа мои такие добрые, они позволили мне задать вам обед, и позволили нам самим его состряпать! Подумайте только, как это будет весело! Настоящий обед, и суп, и котлетки, и вафли, все это сами изготовим! Я иду с мамой сама закупать припасы, все самое лучшее – денег у меня очень много!
Приезжайте пораньше. Мама велела сказать, что сама станет с нами готовить.
Ваша верная Лина».
В сумерки, раскрасневшаяся от мороза мать с дочерью вернулись домой, и обе принесли по кульку; старая Анхен отперла им дверь и весело проговорила:
– Барисна все кароси, кланятся фелят, зафтра пудут.
Напившись чаю, Эмилия Федоровна велела Лине записать счет, сказав наперед: молоко на шоколад и на вафли нам пришлет тетя, а мы с тобой запишем только то, на что издержали деньги.
4 ф. бульонной говядины, по 5 к. ………………………………………20 к.
4 ф. мягкой говядины в начинку и котлеты, по 7 к……………………28 к.
курица…………………………………………………………………..30 к.
1 ф. русского масла, жарить пирожки и котлеты…………………….22 к.
1 ф. чухонского, в вафли………………………………………………..25 к.
1 ф. сахарного песку…………………………………………………….19 к.
3 ф. лучшей крупитчатой муки на печенье, по 6 к………………….18 к.
½ ф. шоколаду…………………………………………………………..40 к.
_________________________
Итого…………………..….2 р. 2 к.
– Всего на все закуплено на два рубля две копейки, – сказала мать, – теперь, давай сочтем, велики ли наши с тобой деньги? Папа дал тебе рубль, я подарила полтиник – это выходит 1 руб. 50 к., да еще надо прибавить 40 к., что стоит наш ежедневный обед, всего 1 руб. 90 к.
– Мамочка! – всплеснув руками, вскричала Лина, – мы с тобой передержали! А яблоки! Еще и яблоки забыли, – говорила она жалобно, покачивая головой.
Вдруг Лина вскочила и через минуту принесла свою кружечку-копилку, прося мать отпереть ее и взять передержку. Эмилия Федоровна, подумав немного. Отперла копилку, отсчитала двенадцать копеек и положила их в свой кошелек. Родители Лины приучали ее с детства к толковому хозяйству, то есть, чтобы не расходовать более положенного. Линочка, не смотря на свои девять лет, так привыкла к этому порядку, что считала долгом своим отдать передержку, тем более, что сама напросилась на покупку яблоков и на прибавку своих любимых блинчатых пирожков. За яблоки пока мать ничего не вычла, сказав, что оставит до послезавтра, и если тогда будет остаток припасов, то положит его в цену, и тогда уже разочтется.
– Это так, это хорошо, мамочка, – сказала девочка повеселев опять, — ты хорошо придумала!
Анхен также что-то очень хорошее придумала для своей ненаглядной кухни; она уже раза два бегала с лукошечком к знакомому садовнику за белым песком промыла квасною гущею стекла в шкапу и в окнах, вымыла щелоком изразцовую плиту, пересмотрела еще раз чугунные поливанные кастрюли, и в первый раз пожалела блестящих медных, которые так бы украсили теперь ея кухню! Неблагодарная старух забыла десятилетнюю службу скромных чугунных кастрюль, и не рассчитала того, что одна ежегодная полуда медных стала бы дороже всей цены поливанных чугунных.
Огонь в кухне погашен: везде темно, только в спальне горит небольшая керосиновая лампа и за нею сидит трудолюбивая чета: муж поправляет ученические переводы, жена штопает белье. И как мастерски, с каким соображеньем! Ея легонькая частая штопонка постоит за себя, не проносится в середке и не вывалится с боков; работа не видная и не потешная, но необходимая во всяком мало-мальски порядочном хозяйстве; у богатых этим делом небрежно занимаются горничные, здесь же в бедной учительской квартирке, штопает сама хозяйка, и трудится с таким мирным удовольствием, с каким редкая барыня забавляется над своей работой! Душевного спокойствия не купишь и в долг не возьмешь, а дается оно даром Божьим тому, кто с любовью выполняет дело всое, как у себя дома, так и на стороне.