§ Два-сорока бывальщинок для крестьян. Непьющий

Иван зарекся было, чтоб вина больше в рот не брать, и крепился, как говорится, от Вознесенья – до поднесенья, то есть, до первого случая. Вот, после этого-то случая ему уж стало больно тяжело, и сам он не знал, как с собою быть. Однако, собравшись с силами, пошел он на работу, сказав сам себе: цеп в руки, так вся эта дурь потом выйдет. Пошел – да на беду пришлось ему идти мимо кабака; вот уж это через-чур тяжело!
— Зайду, — сказал он, — да выпью? Нет, не пойду, ей, ей не пойду, не хочу, — и точно, прошел мимо, даже не поглядел. Однако же, пройдя мимо кабака, он остановился, попыхтел, снял шляпу, рассмеялся и стал сам себя гладить по голове, — Ай Ваня, вот умница, так умница, ей Богу! Вот теперь можно тебя за это позволить выпить – только маленькую, — и воротился!
А Борис, тот сделал иначе: он также зарекся, и также иногда, в праздник, разговаривал сам с собою, выпить или не выпить? А когда решал, что он работал всю неделю хорошо и что можно себя за это наградить чарочкой – тогда Борис брал медных денег на косушку, потирал усы, расправлял бороду, выпивал ковш квасу, а деньги клал в кружку, которую нарочно для этого завел. К Святой, когда надо было припасти всякой всячины для дому, Борис раскупоривал кружку свою, и был всегда при деньгах.