§ Детские сумерки. Сумерки первые
грая вечером, и прячась друг от друга, дети забежали в свою любимую белую комнату, и невольно оба остановились, оглядываясь по сторонам: так ново, странно и хорошо показалось им здесь при ярком лунном освещении. Комнаты чудились им выше и больше; казалось, что деревья, стоявшие по стенам, за день выросли и потемнели; на светлом паркете, как в зеркале, отражались окна и балконная дверь, с вьющимися по ней растениями; от запотевших стекол, по светло-желтому просвету на полу, лежала мелкая рябь, и пробегала, от облачков ли на небе, или от колышущихся под инеем деревьев какая-то тень. Глядя на все это, Саша задумалась. Она, как во сне, что-то припоминала; где-то были такие же высокие, темные деревья вокруг, было так же тихо, так же светло и будто даже глубоко посередке, так же шевелилась рябь под ногами.
– Вода! – вскрикнула она, очнувшись, и давнишняя картина озера, в месячную летнюю ночь, с тенистыми берегами, с мелкой рябью по светлой воде, вдруг живо явилось в памяти ее. Саша вспомнила большую лодку, в которой она сидела с отцом и матерью, вспомнила весла, которые будто и черпали, пенили кругом воду.
– Ах, как хорошо! – сказала девочка, припоминая былое и приноравливая к нему настоящее. «Миша, давай играть в воду».
– Давай, – отвечал мальчик, не совсем понимая, как это играть в воду.
– Притащим сюда маленькие стульчики, сказала Саша, сдвинем их, и это будет наша лодка; возьмем, вместо весел, палочки, и будем грести!
– Будем, – весело закричал Миша.
Брат и сестра бегом пустились за лодкой и веслами.
Няня, услыхав стук и бряканье стульями, вышла посмотреть, чем это дети вздумали шалить, но перепуганные дети, боясь, что няня пойдет за ними следом и расстроит игру, присмирели, обещая играть тихонечко, ни ссориться… Подняв стульчики, и чуть ступая, прокрались они в белую комнату, притворили за собой двери, сдвинули стулья подушками один против другого, сели, один с одной стороны, другая с другой, и ну, покачиваясь, грести отцовскими тросточками, приговаривая: тш, тш. Но такая тихая забава скоро надоела живому Мише, и он предложил сестре из большой лодки сделать две маленькие. Стулья раздвинулись, и поехали дети из стороны в сторону, шаркая ногами по полу; съезжаясь, они раскланивались, спрашивали: не укачивает ли кого, и опять лодочки расплывались в разные углы. Саша, заехав в темный угол под деревья, и любуясь оттуда мелкою, светлою рябью посреди поля, сказала полушепотом:
– Миша, давай плавать в воде, как рыбки!
– Давай! Это как? вот так просто? – спросил мальчик, растянувшись по полу и барахтаясь с боку на бок.
– Ах, нет, лучше вот как, – говорила Саша, подпрыгивая и легонько опускаясь на четвереньки, и снова подымаясь, чтобы опуститься, приговаривая, – Уф,уф! Пф, пф! – И эта игра понравилась Мише, он пыхтел и отдувал воду очень усердно.
– Миша, мы маленькие рыбки, а вон там, где темно, там живут большие рыбы, мы туда не станем плавать, они нас проглотят!
И дети плавали, держась света; иногда Миша решался подплывать к деревьям, но Саша с криком вызывала его оттуда, как будто и в самом деле под лаврами и фикусами жили настоящие акулы; тогда Миша, шлепаясь и пыхтя, замирающим сердцем, торопился выбраться из опасного места.
– Отцы мои! Да не как у нас тут бугай завелся, – заговорила старая приезжая няня, приотворяя дверь и осматриваясь в полутемной комнате. Рыбки притихли, и, не шевелясь ни одним перышком, лежали на дне; сердечки сильно бились, детям так хотелось, чтобы няня, не заметив их, ушла к себе.
– Где вы тут? – говорила старуха, как будто не видя детей, – Давайте-ка и я с вами поиграю, – сказала она, садясь на пол.
– Нянечка, душечка, мы играем в рыбки, – закричал Миша, садясь на корточки, – А вон там большие рыбы, – сказал он шепотом, указывая на темную сторону комнаты, – Они все за нами гоняются, а мы от них уплываем!
– Нет, они не гоняются, – сказала Саша, начиная плескаться и плавать, – Они нас вон там караулят, а мы здесь плаваем, – говорила она подпрыгивая, и взмахнув ручками, пыхтя и отдуваясь, опустилась перед няней, а Миша опять забарахтался плашмя.
– Ах, детушки, да какая у вас игра-то занятная! – говорила податливая нянюшка, которая любила детей и доказывала любовь свою не одними поцелуями, а неизменным терпением и готовностью дни и годы, без устали с ними возиться. Всегда доброхотная и ласковая, она взяла маленький стул, села на него и, протянув руку, сказала:
– Ну вот что: вы будете рыбки, а я рыбак, стану рыбу в озере ловить; вот, кто из вас тронет меня за руку, того я поймаю, а пока не тронете моей удочки, хоть вокруг колен вертитесь, не трону!
– А как обманешь, поймаешь? – спросил Миша, привыкший плутовать в игре.
– Ну вот! Сказала, что не трону, так уж ни за что не трону. Да и ты, смотри, чур не плутовать: как изловлю тебя, так смотри, сиди смирно, назад не бегай! – сказала няня и вытянула руку, как будто закинула удочку в воду. Дети сначала робко подкрадывались, но видя, что няня не шевелится, подплывали к самым коленам, а потом, как будто боясь погони, спешно уплывали назад; но старуха сидела не трогаясь; протянутая рука ее сделалась настоящей приманкой для детей: они, не смея дотронуться, юлили и кружились, как кружатся и вьются пескарики у берега, перед опущенной приманкой.
Няня молча следила за детьми; не первое поколение резвится с нею, не первые дети тормошат и целуют старуху; тридцать лет тому так же копошились около нее дети и племянники госпожи ее; и там была Саша, ее любимица, и крошка Миша, и еще много других; но один только уцелел, одного взрастила она на славу себе и на радость многим: отца этих детей.
Вдруг Миша завизжал, барахтаясь и вывертываясь из рук няни: старуха подстерегла его шаловливую ручонку и зажала ее в своей руке.
– А ты, Мишенька, любишь кататься, люби и саночки возить! Уж коли попался, так не вывертывайся, ни фальши, сиди, знай, будем сестрицу караулить, наслушивать рукой, как у нас рыбаки говорят. – И стали они вдвоем наслушивать рыбку; скоро беленький окунек забился у няни в руках, и с поцелуями повис у нее на шее.
– Ну, вот умница, Сашенька, не фальшивишь, коли попала, так значит, попала, – говорила няня, разглаживая широкою ладонью своей мягкие волоски девочки. – Ну, что же теперь делать, опять ли вас в воду пустить? Аль сказочку сказать какую, или песенку спеть? – говорила няня, усаживая детей к себе на колени.
– Нянечка, милая, лучше песенку про курочку хохлушечку, – просили дети. Старуха запела, а дети, сбиваясь, вторили ей.
Давайте-ка мы, женушка, домок наживать,
Пойдем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, курочку;
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, уточку;
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, гусыньку:
Гусынька га, га, га, га!
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенечкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, индюшечку,
Индюшечка шулды-булды,
Гусынька га, га, га, га,
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, барашка:
Барашек-то шатры-матры,
Индюшечка шулды-булды,
Гусынька га, га, га, га,
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, козоньку,
Козонька-то прыг-прыг,
Барашек-то шатры-матры,
Индюшечка шулды-булды,
Гусынька га, га, га, га,
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, коровку;
Коровка-то мык, мык,
Козонька-то прыг-прыг,
Барашек-то шатры-матры,
Индюшечка шулды-булды,
Гусынька га, га, га, га,
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Давай-ка мы, женушка, домок наживать,
Поедем, разлапушка, в торг торговать:
Купим-ка, женушка, лошадку:
Лошадка-то ги, ги, го, го,
Коровка-то мык, мык,
Козонька-то прыг-прыг,
Барашек-то шатры-матры,
Индюшечка шулды-булды,
Гусынька га, га, га, га,
Уточка с носка плоска,
Курочка по сенюшкам тюк-тюрюрюк!
Проходя мимо, Михаил Павлович узнал знакомую песенку, которую певал ребенком; постояв немного, он вошел к детям и позвал их с няней прокатить; вечер был чудесный, дети скоро собрались и уселись с отцом и с няней в четырехместные сани.